Меня зовут Маша, возраст мой двадцать три года.
Образование у меня неполное высшее, профессия моя была бы инженер–программист, системный техник. Замужем, детей у меня двое.
Чтобы рассказать свою непростую историю, мне нужно начать с моего детства. В самом раннем возрасте меня родители отдали в круглосуточный садик. С понедельника по пятницу я ни мамы, ни папы не видела, забирали меня только на выходные, а на выходных они, как обычно, выпивали. Была такая неблагополучная обстановка. Я помню моменты, когда они были трезвые, и я очень хорошо помню, что моя мать возила меня в зоопарк и в цирк. Очень хорошо помню: в поход мы с ней ездили, и ездили на Неве, на пароходе катались… Она все-таки, когда не пила, уделяла мне внимание.
Так было примерно до того времени, когда мне исполнилось десять лет. Потом началась перестройка, и мои родители, так как они оба не имели высшего образования, и основная их работа была на заводе, а заводы все сократили, работу потеряли, и поскольку они были предрасположены к алкоголизму, то они начали спиваться. И совсем забыли о том, что у них есть дочь, о том, что ее надо кормить, обувать, одевать. Обо всем об этом пришлось мне думать самой. Я мыла машины, даже попрошайничала на вокзалах, чтобы как-то себя прокормить и выжить — ведь нужно было еще и за квартиру платить, и одеть что-то, и обуть, и в школу тетрадки купить…
Сложно сказать, чем бы это могло обернуться, если бы не моя крестная мама. В одиннадцать лет она крестила меня и начала помогать мне, заниматься моим воспитанием. Хоть и трудно было мне в таком возрасте заработать себе на жизнь, но благодаря ей я всегда зарабатывала только честным путем, слава Богу, не попала ни в какие истории. Я познакомилась с моей крестной в школе — она преподавала предмет «Русская христианская культура», я проявляла к этому предмету очень большой интерес и с удовольствием занималась, ходила на все факультативы. Она увидела мое рвение к познанию духовной жизни и, узнав, что я некрещеная, предложила мне креститься. Крестной я найти не смогла и попросила ее стать моей восприемницей, на что она, получив благословение батюшки, согласилась. В конце учебного года меня окрестили.
Жила я с родителями, хотя и был поставлен вопрос о лишении их родительских прав, я не захотела идти в приют, поэтому прав родителей не лишили.
Но дошло до того, что мой старший брат вырос, начал пить, курить, водить мужчин и женщин. И я была просто вынуждена уйти из дома, потому что там стало невозможно жить — постоянное пьянство, все курят, все время какие-то компании, мужчины незнакомые… Мне это все было не нужно, и я ушла жить к подруге. Крестная позвонила поздравить меня с Пасхой, но, узнав, что я дома не живу, разыскала меня и, так как она работала в приюте, порекомендовала мне туда обратиться. И уже с пятнадцати до восемнадцати лет я жила в приюте.
Моя крестная сыграла очень большую роль в моей жизни. Благодаря ей я поняла, что есть какая-то другая жизнь, и что та жизнь, которой живут мои родители и мой брат — ненормальная, и что так жить на самом деле нельзя. И для меня это было просто самое настоящее открытие — что на самом деле можно жить по-другому, красивой, духовной жизнью, которая намного нравственнее во всех отношениях.
Когда я попала в детский дом, я поверить не могла, что я могу так жить — для меня это был рай на земле. В детском доме мне не надо было думать о том, чтобы заработать денег, чтобы себя прокормить, чтобы себя одеть, обуть, за квартиру заплатить или что-то в школу купить, мне об этом не надо было думать — обо всем думал приют. И поэтому мое детство началось в пятнадцать лет, когда я, наконец-то, начала жить в спокойной обстановке, не слыша никаких криков, мата, ругани и всяких разных разборок.
Мне стало настолько легко жить! Я была очень рада. И именно благодаря приюту у меня потом хватило сил поступить в институт.
Уже на момент, когда я попала в приют, я училась в гимназии при Политехническом институте, куда я поступила по наставлению моей учительницы по математике из общеобразовательной школы. У меня была очень хорошая учительница, которая, видя мое рвение к точным наукам, настояла, чтобы я поступала куда-нибудь в гимназию. Она очень помогла мне и поддержала, благодаря ей я поступила в гимназию при Политехе. Там было очень тяжело учиться, была серьезная нагрузка, поэтому и работать, и учиться мне было совсем уже невмоготу. А приют дал мне возможность только учиться, и тратить всю мою энергию только на учебу, именно благодаря ему я могла полностью сконцентрироваться на учебе и легко, без проблем, поступить в институт.
Когда я вышла из приюта, мне было уже восемнадцать лет, я уже поступила на тот момент в институт, училась там, и тогда же встретила моего будущего мужа. Мой приют был при храме Анастасии Узорешительницы, и мой будущий муж приходил в этот храм, пел там в хоре, заходил к нам в приют. А когда мне исполнилось 18 лет, я уже переехала в общежитие Политехнического института, мы начали встречаться. Дружили с ним около года и потом решили пожениться. Через год нашей целомудренной дружбы мы обвенчались.
Вскоре я забеременела. Беременность протекала нормально, все было в порядке, но проходила она на очень неблагоприятном психо-эмоциональном фоне. Основной стресс шел от мужа — ощущение было, что не я, а мой муж беременный. Потому что, в основном, психовал он, истерики закатывал он, нервничал он, и постоянно меня дергал именно он. Я старалась быть спокойной. И две сессии подряд мне пришлось сдавать во время беременности, и вместо того чтобы поддержать меня, сказать, что у меня все получится, он мне говорил, что все будет плохо, ничего не получится, что я ничего не сдам и т. п. Он меня не поддерживал, а только постоянно меня «дергал», не успокаивал, а говорил, что у меня ничего не получится, и что не нужно даже стараться, и дергал, дергал, дергал меня постоянно.
Он мог себе позволить накричать на меня в общественном транспорте, если я чего-то не так скажу, или сделаю, или на ногу ему наступлю, например, нечаянно, то есть, он был несдержан всегда, постоянно. Он мог себе позволить на меня накричать в общественном месте, чтоб все люди видели, а мне было так все время неудобно, стыдно за него, неприятно, что он себе это позволяет — при всех выяснять отношения с беременной женой, на людях. Это, конечно, самый основной стресс был всей моей беременности. Единственной возможностью снять стресс для меня была баня, куда я ходила каждую неделю (см. Почему мы ходим в баню ). Я не рожала в воде, моему организму было легче справиться на суше. Но я очень любила баню, всю беременность просто жить не могла без бани, после нее такая легкость была приятная, и тяжесть на душе и все напряжение уходило.
Но, помимо постоянного стресса в отношениях с мужем, было много других переживаний — я потеряла отца, которого очень любила. Когда было около трех месяцев беременности, моего отца убили хулиганы в подъезде его собственного дома. За два дня до того я разговаривала с ним, сообщила ему о том, что я беременна и сказала: «Если это будет мальчик, то я назову его как тебя — Сашенькой».
Отца своего я очень любила. Несмотря на то, что у меня было трудное детство, у меня с ним было полное взаимопонимание, он очень близкий был мне человек. Несмотря ни на что я всегда знала, что он очень добрый и отзывчивый…
Во время моей беременности вообще в семье и с моей стороны, и со стороны мужа было много потерь — в общей сложности за эти девять месяцев было шесть похорон, но я была только на похоронах отца. То есть, переживаний в эту беременность было достаточно, и меня от них никто не ограждал. Муж не понимал, что мне не нужно знать лишнее — он переживал, и все свои переживания на меня выплескивал. Вместо того, чтоб меня оберегать от этих стрессов, переживаний, он делал наоборот, мне постоянно приходилось его утешать, успокаивать, переносить его нервные срывы.
Где-то уже ближе к концу беременности я пошла на курсы при роддоме. Была я там всего один раз — просто посмотреть. На этих курсах рассказали, как вести себя, как надо дышать во время родов, что происходит в тот или другой период родов и т. п. И были психологические тесты: рисунок и вопросы, на которые надо было ответить. Нам выдавали карточки, которые надо было в определенном порядке доставать. Оба раза на этот тест я вытащила черный цвет. На это последовал вопрос:
— Ты о чем-то беспокоишься? Что-то тебя волнует?
И я сказала:
— Мне кажется, что будет что-то не так.
Но меня доктор поспешила заверить:
— Это совершенно здоровая беременность, тебе не о чем беспокоиться.
Я говорю:
— Я знаю, что это совершенно здоровая беременность, мне не о чем беспокоится, но сам Господь мне открывает, что что-то произойдет.
Я на тот момент уже знала, что произойдет, но я не могла в это поверить, потому что у меня все было отлично. И беременность протекала просто идеально: я не ходила, я просто летала всю беременность. Но однажды я встала утром и поняла, что знаю это — мой первый ребенок не будет жить на этом свете, он будет жить только Там… Но я никак не могла понять почему, я не могла поверить в это. Ведь у меня же все идеально, мне не о чем беспокоиться, у меня совершенно здоровая беременность. Но я знала, что первого ребенка похороню, с семи месяцев беременности я это знала. Я пыталась с этим смириться, но я никак не могла понять, почему это должно произойти, ведь никаких причин не было. Никаких причин не было даже думать об этом, но почему-то эти мысли меня не отпускали. И это тестирование тоже подтвердило темным знаком, они тоже не могли понять, откуда это все, и успокаивали.
Моя мать потеряла первенца, и бабушка со стороны мужа тоже… В общем, с обеих сторон в нашей семье были такие потери.
Когда начались роды, у меня плохо открывалась шейка, наверное, потому что я вся была зажата, вся «на адреналине» из-за постоянный стрессов. Потому что как раз перед родами мне муж устроил «разбор полетов». Вместо того, чтобы меня поддержать, мне помочь — я была уже со схватками, — он, вместо того чтобы как-то меня поберечь, наоборот, все выливал на меня: все свои переживания, все свои выяснения отношений, не мог он никак удержаться в своих, мягко скажем, эмоциях.
А когда начались роды, я даже не поняла, что я рожаю, потому что всю беременность я вообще не могла осознать того, что я беременна, потому что это была постоянная учеба, постоянное напряжение, постоянный стресс, и мне было даже некогда подумать о том, что я вынашиваю ребенка. Поэтому, может быть, контакта с ребенком не было хорошего. Некогда даже было с ним поговорить. Поэтому роды начались, а я и не поняла. Только лежа у моей акушерки дома в ванне, я спросила:
— Я что, рожаю?
— Да, вообще-то, ты рожаешь.
Я думаю, может быть, роды и прошли так тяжело, потому что я даже настроиться никак не могла, я не могла даже понять, что я рожаю.
Ребенок родился бездыханным… Еще был какой-то тонус мышц, еще пыталась его акушерка «раздышать», делала ему искусственное дыхание. Даже было ощущение какого-то хрипа, какого-то вздоха, но он не ожил.
Он и не хотел рождаться в этот мир, мне кажется, что ему лучше Там.
Он ушел в мир, где ему лучше.
Мы его успели окрестить, нарекли его Сашенькой, Александром, как моего покойного папу…
Как сказал впоследствии патологоанатом: этот ребенок все равно не мог жить, потому что уже на момент рождения был и отек легких, и отек головного мозга. Была тяжелая внутриутробная асфиксия с гипоксией плода, несовместимая с жизнью.
Может быть, потому что плацента его уже не могла питать, потому что была невероятно кальцинированная. Во время стрессов уходит кальций из крови, из костей, из мышц, и все идет в кровоток, и вся эта кровь повышенной кальцинации идет в плацентарную ткань, которая кормит ребенка, и кальций оседает там в такой степени, что плацента перестает полноценно доставлять питание ребенку. Моя плацента, когда вышла после родов, была белая, как мел. И, как мне сказала моя акушерка: «Ею даже можно кастрюли чистить», настолько она была совершенно «закальцинированная», жесткая «кальцинированная» плацента.
Несмотря на то, что роды были очень сложными по всем показателям, но я все равно рада, что я родила в домашних условиях, потому что я смогла своего ребенка сама помыть, запеленать, мы его вместе взвесили. Я приняла какое-то участие, пусть уже не живого ребенка, но все равно я своего ребенка сама подготовила к передаче в мир иной. Я очень благодарна, что мне дали пережить свое материнство, пусть ребенок родился мертвым, но я все равно стала матерью, в любом случае. И мне дали это сполна ощутить. Когда я родила своего ребенка, я была просто в восторге оттого, что я родила человека, что мне никто не мешал, и никто не вмешивался в этот процесс. Я родила этого ребенка, мы его окрестили, я его помыла сама, запеленала, поговорила с ним, попрощалась, никто мне не мешал, никто, кроме меня, его не трогал. На руках мне его дали подержать, погладить, посмотреть, этого бы мне не разрешили в роддоме. Как мне сказал патологоанатом, женщина: «Не имело смысла на тот момент вам его даже показывать, в роддоме вам бы его даже и не отдали». Да, даже не дали бы похоронить.
После естественных родов я ощутила себя просто счастливой, я пережила полный восторг от естественных родов, поняла какое это счастье — родить ребенка в мир, подобного чувства я уже не испытала, рожая в роддоме.
После вторых, после третьих родов я не испытала такого счастья…
После первых родов я через два месяца забеременела второй раз. Носила нормально, без проблем, только опять постоянные стрессы, тоже были сессии, да и муж как обычно трепал нервы. Постоянная была нервозность. Мне все время приходилось весь огонь принимать на себя.
Когда я сдавала лабораторные работы в институте в лаборатории исследования электромагнитного поля, пришла заведующая лабораторией и, увидев, что я беременная, сказала: «Почему вы здесь находитесь? Вам здесь находиться опасно!». И уже потом, когда я хотела защитить мою лабораторную работу, придя к лаборатории, я увидела объявление на дверях: «Беременным и посторонним вход воспрещен». Раньше такого объявления не было. А мне преподаватель говорил, что это не опасно, что это не опаснее УЗИ. Лаборатория, в которой я занималась, называлась «Лаборатория исследования электромагнитных излучений», и занимались мы там изучением электромагнитного излучения. Я всю первую половину беременности там просидела.
Итак, беременность продолжалась.
Спокойно продолжалась, не было никаких проблем, я лежала один раз на сохранении, просто из-за тонуса, но на УЗИ никто ничего вызывающего беспокойство не видел. Меня положили на дородовое отделение. В больнице, зная, что я потеряла первого ребенка, меня постоянно контролировали: утром и вечером делали КТГ — кардиотахограмму ребенка. Вечером мне сделали кардиотахограмму ребенка, вроде было все нормально. А утром когда сделали, что-то им там не понравилось — сердцебиение более двухсот ударов в минуту и т. п. Сказали, что это жуткая гипоксия, асфиксия, сделали флюорографию, плохой кровоток обнаружили, и ребенок уже почти не двигался… Мне сделали в экстренном порядке кесарево сечение.
Было ровно сорок недель беременности, все вовремя, но началось то же самое, что было у моего первого ребенка: гипоксия, асфиксия, т. е. мой организм просто «вспомнил», что пережил мой первый ребенок и начал это прорабатывать на втором. И это вовремя заметили, слава Богу, потому что вытащили моего ребеночка, но она уже не двигалась, не дышала, и еле-еле ее реанимировали. Но ее сразу увезли в больницу, показали мне и увезли — у девочки была атрезия пищевода и она не могла есть. Такая аномалия развития — пищевод шел только до желудка и «слепо» заканчивался. Помимо всего этого уже в больнице сделали рентген, увидели, что у нее и сердце справа, что у нее зеркальное расположение органов, что у нее одна почка, что у нее ребра и позвонки некоторые сросшиеся…
Скорее всего, причиной таких аномалий в развитии было то, что я работала в лаборатории исследования электромагнитных полей. Они явились причиной генетических «поломок» при формировании плода. Все пороки развития, которые сформированы у моего ребенка, у моей девочки, сформировались на двадцать восьмой – тридцатый день развития зародыша, это так сказали мне в генетическом центре. Позже у меня обнаружили в крови токсоплазмоз, возможно, он тоже мог послужить причиной…
Но роды, кесарево сечение, для меня стали ужасными переживаниями: операцию делали под местной анестезией (см. Эпидуральная анестезия. ), я была в сознании, ребенка уже вытащили, но я же не слышала ее крик, я думала, что еще ничего не произошло. А оказалось, что ребенка уже вытащили и пытались реанимировать, а я даже об этом не знала. Я даже мысленно не могла участвовать в послеродовом периоде моего ребенка, это мне очень не понравилось. И даже не сообщили: вот ваша девочка, вот она такая — я была совершенно безучастна. Они мне ее показали, принесли и сразу унесли, к груди ее не приложили, нельзя, наверное, было — меня должны были еще зашить после операции. В общем, минус большой кесарева сечения в том, что ты не чувствуешь никакой связи с ребенком и не чувствуешь к нему даже материнских чувств, не испытываешь ничего, потому что тебе кажется, что это вообще не твой ребенок, что ты его вообще даже не рожала. Я его, действительно, не рожала, поэтому у меня долго не могли проснуться материнские инстинкты к этому ребенку, я просто сухо выполняла свой материнский долг. Я просто за ней ухаживала, кормила, одевала, и все в этом роде, но материнских чувств, которые я испытывала к своему первому ребенку, я не могла испытать к этой девочке. И даже родив вторую мою девочку, хотя мне снова сделали кесарево сечение, я все равно не могла испытать еще долго чувства материнства. Только после третьих родов я смогла, наконец, впервые покормить ребенка грудью. Это был для меня, конечно, восторг, что наконец-то, хоть на третий раз мне повезло, я смогла по-человечески приложить ребенка к груди. После второго кесарева, — ребенок был, слава Богу, здоровым — я ее кормила грудью. Первую свою девочку я не смогла покормить грудью, она грудь уже не брала, у нее всякие проблемы с пищеводом, она не могла брать грудь, ей было тяжело. Тяжело было глотать, и ее приходилось кормить из бутылочки. Но я все равно до восьми месяцев, как добросовестная мать сцеживала грудь каждые три часа, кормила ребенка своим молоком.
От операций на позвоночнике для ребенка я отказалась. От операции на трахее я тоже отказалась, и сейчас не хочу делать операцию на почке. Мы сделали главную операцию, чтобы просто мой ребенок мог жить. А все остальные операции я пытаюсь отложить…
Только через какое-то время, когда моему второму ребенку уже исполнился год, или даже год и месяц-два, только тогда я испытала вдруг чувство материнской любви к своему ребенку. К обоим детям. До этого момента я ничего к ним не испытывала, кроме материнского долга, но в один прекрасный момент я среди ночи встала к ребенку, который заплакал, и у меня вдруг совершенно другое проснулось отношение, я уже не раздражалась на детей. Пока я не любила своих детей, для меня все было в тягость: вставать, кормить, одевать, обувать. Для нелюбимых детей это делать очень тяжело, но делать нужно было, потому что все-таки я ответственный человек. Но когда я стала любить своих девочек, для меня все это стало так легко, у меня будто появились крылья. Я думаю: «Боже, как я была несчастна, оттого что не любила своих детей, и как счастлива мать, которая испытала настоящее чувство любви к своему ребенку!» Ей ничто не в тягость: ни бессонные ночи, ни стояние на ногах беспрерывно, им все дается легко и без проблем, только главное — испытать настоящую материнскую любовь. Пока ты ее не испытаешь, все будет в тягость. Я поняла, что, действительно, очень много женщин, которые так и не научились любить по-настоящему своих детей, и это видно.
Ведь до этого момента я просто заставляла себя любить своих детей, заставляла себя хорошо к ним относиться, потому что дети все-таки не виноваты, что я не могу… И очень тяжело мне это все давалось. Но я очень рада, что, в конце концов, у меня появились настоящие материнские чувства к дочерям.
Я, как мать, которая испытала любовь к своему естественно рожденному ребенку, я понимала, что я не так люблю своих детей, которых я родила через кесарево сечение. Пусть даже он у меня был совсем немного на руках, но я его девять месяцев относила, он у меня под сердцем девять месяцев был. Как я могу к нему не привыкнуть? Я же любила его, ждала, и он уже был для меня как родной, как здесь уже со мной жил, поэтому я все равно к нему была привязана и скучала по нему, по своему первому ребенку. И меня прежде всего мучило то, что я не испытываю такой любви к своим двум девочкам. Наконец то, Господь даровал мне эту любовь, я очень рада, потому что только Господь мог в один миг все духовное состояние мое перевернуть. И я даже думаю, что дело не только в гормональном фоне после кесарева, просто сам Господь вторгся, чтобы перестать меня мучить равнодушием этим, потому что это очень тяжело…
Старшей девочке было два с половиной года, младшей — год и два месяца. Все видели, что я не очень-то к ним горю любовью и меня в этом осуждали: «Что за мать такая, которая детей своих не любит». Вместо того чтобы меня поддержать и понять, что на самом деле после первых родов я очень тяжело себя чувствовала, что я сына-первенца потеряла, что у меня все-таки два кесарева подряд, что это все громадное напряжение создает, что и муж мне не особенно помогает. Вместо того чтобы меня поддержать и понять, меня все осуждали, осуждали, осуждали, то, что я плохая мать, хотя я добросовестно выполняла все свои обязанности, просто все это я делала без чувств. И Господь, наконец, сжалился, наградил меня самым светлым, самым радостным чувством всей моей жизни — материнской любовью, которая меня просто окрылила.
После кесарева очень сложно прийти в норму и физически, и психологически. Очень многие матери после кесарева отказываются от своих детей, не понимая, что они матери, инстинкта нет никакого. Я беседовала с женщинами, которые прошли через это, и оказалось что очень много женщин после кесарева, которые сами себя уже не могут проконтролировать, отказываются от ребенка. Есть женщины, которые не чувствуют никакой любви к своему ребенку. В дальнейшем кому-то удается разрешить эту проблему, полюбить своего ребенка, а кому-то так и не приходят истинные чувства материнства.
Я очень хочу повторить опыт естественных родов, потому что после них я как птичка летала, а после кесарева лежала «мертвым грузом» и совсем плохо себя чувствовала. Я после кесарева чувствовала себя раза в три хуже, чем после естественных родов, намного хуже все.
Я считаю, что кесарево — я восприняла это так, когда мне первый раз его сделали, — просто как надругательство над моим организмом и вообще нормальным женским состоянием беременности. Хотя я понимаю, что это сделали ради ребенка, но никак не ради меня. (См. также Кесарево сечение.)
Я все равно рада, потому что все это меня чему-то научило, мы же живем для того, чтобы помудрее стать, а все мои испытания сделали меня более мудрым человеком. И я всегда благодарю Бога за все, что он мне посылает, потому что это делает меня день ото дня все мудрее и мудрее, все испытания, которые мне посылает Господь, меня вразумляют.
Во время моих первых родов акушерка обратила внимание, что я ни разу не сказала слова «мама». А я-то к этому нормально относилась, я сказала:
— Подумаешь, какая мелочь.
А акушерка сказала:
— Это не мелочь, я еще ни разу не видела женщину, которая маму не вспомнила, у меня таких женщин еще не было. Пищат обычно: «Мамочка!». Хочется мамочке пожаловаться.
Она считает, что тяжелые роды могли быть именно потому, что у меня нет материнства, опыта материнства, не передались мне от матери чувства к ребенку, вот этого всего у меня не было, от матери не передалось.
Мама меня не хотела, не ждала, не любила. Пила, курила, хотела, чтобы у нее был выкидыш. Но выкидыш не произошел, родилась я, ну и, соответственно, потом: детский сад, потом школа, потом приют. Честно говоря, не хотела она меня тоже по какой-то причине, не просто же так. Я все равно думаю, что хотя бы раз в своей жизни она испытала чувство любви ко мне, иначе бы она меня просто не родила. И я помню, что мама все-таки у меня была очень добрая, когда она была трезвая. Она добрая, отзывчивая женщина, очень энергичная, веселая, и папа такой же. Просто алкоголизм делает с людьми очень большие несчастья, это и явилось причиной всех наших бед.
Естественные роды, стимуляция и анестезия
Отошли воды, а схваток нет! (Подтекание вод при беременности)
Дискоординация предвестниковой деятельности
Пупочная грыжа, обработка пупка новорожденного
Все заметкиО книге "Родиться по собственному желанию". Предтеченская Ю.М.
О книге "Родиться по собственному желанию". Комова М.Е.
Агаша. Водянка мозга (гидроцефалия).
Ребенок как самодостаточная личность
Сравнительный опыт гражданки Германии
Домашние роды в семье докторов
Все отзывыНа второй день Рождества Христова на Руси широко отмечался праздник Бабьи Каши, посвященный повивальному делу.
Владимир Зверев. О рождении свыше
Меня унесли сразу после того, как достали. Матери сказали, что ребёнок жить не будет. Отец писал ей записки типа: не переживай… - этот умрёт, что поделаешь… родим другого.
Джанна Джессен: Я родилась в результате аборта.
Джанна Джессен родилась в 1977 году в результате солевого аборта. Страдает ДЦП, Известный оратор, она посвятила всю свою жизнь проповеди жизни и борьбе за права нерожденных детей.
Методическое письмо Минздравсоцразвития России №15-4/10/2-6796 от 13 июля 2011г.
Об организации работы службы родовспоможения в условиях внедрения современных перинатальных технологий.
«Роды дома с акушеркой могут стать легальными»
считают юристы МОО "МАМА", обсуждая вопрос создания службы специализированной частной скорой помощи.
Проблема восстановления здоровой семьи.
Т.А.Малышева. Акушер-гинеколог. Доктор философских наук. Доклад прочитан на конференции в Институте Нравственности 18.04.06.
Православные традиции в родовспоможении
Н.А.Жаркин. Профессор, зав.каф. Медицинского Университета г.Волгограда Выступление на 1-й международной конференции «Православие и медицина», посвященной 125-летию со дня рождения Архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого).
Здоровая беременность – здоровые роды
М.Е.Комова. Директор учебно-практического центра «Свобода. Творчество. Развитие». Круглый стол «Культура повивального дела в России», 9.12.2006г
Естественные роды, как духовный, психологический опыт.
А.Ю Гетманова., журналист, педагог. Круглый стол «Культура повивального дела в России», 9.12.2006г
Рождение человека с разных точек зрения
Т.А.Малышева. Акушер-гинеколог. Доктор философских наук. Круглый стол «Культура повивального дела в России», 9.12.2006г
Интервью газете «Родовая Земля»
На первый взгляд, все дети рождаются по собственному желанию. Или это не так?
Врачебный взгляд на домашние роды
Т.А. Бачурина, Врач-неонатолог (микропедиатр)
Все статьи
